— Хм… Ну, эти для нас серьезной проблемой не станут. — Задумчиво сказал Ренки. — Однако было бы намного выгоднее, если бы на караван напали удихи. Тогда к их разгрому, можно было бы привлечь флот Сатрапии. Соглядатаи удихов тут есть?
— Тут есть кредонцы. Думаю, они могут поделиться сведениями с удихами…, коли пожелают, конечно. Не факт, что это именно они и не заказали разгром вашего каравана. А в таком случае — нет смысла посылать слугу сделать работу, а вслед ему послать другого с тем же наказом. Не стоит, благородный оу Дарээка, быть слишком жадным, и пытаться захватить одной рукой двух рыбешек. Это говорю вам я — купец, а мы знаем толк в жадности.
— И все же… — Продолжал настаивать Ренки, которому идея подловить удихов на разграблении каравана, казалась очень перспективной. Но Зооткас в ответ лишь разводил руками.
— Я могу подстроить так, чтобы кредонцы услышали весть о выходе вашего каравана. Но никаких гарантий, что ее услышат и удихи, дать не могу.
Они просидели еще несколько часов, проведя время не без пользы, как для желудка, так и для ума. Десерты, которые приготовил гостям хозяина повар Зооткаса были изумительны на вкус, а сам Зооткас, был неисчерпаемым кладезем информации обо всем что происходит на южном побережье Срединного моря. В виде встречной услуги, Ренки пришлось пообещать сбывать часть добычи захваченной представителями литругского торгового Дома, через его посредников. Но наконец все сладости были съедены, все интересные новости выслушаны, и заговорщики расстались, весьма довольные друг другом.
— Хм… — Когда они только поднялись на палубу «Счастливого» и еще стояли у трапа, у оу Огууда вдруг прорезался голос, но почему-то очень тихий. — У меня создалось такое впечатление, что наш гостеприимный хозяин, не очень-то хотел, чтобы в это дело вмешивались удихи. Кажется, его куда больше устроит, если наш флот разгромит его конкурента. Но у меня, на этот случай, есть…, определенный канал. Если послать весточку завтра с утра, то через три дня, она достигнет тех ушей, коим предназначена.
— Неделя на сборы и пара дней на переход через море… — Задумчиво кивнул Ренки. — Назначим выход каравана через две недели. А пока, надо будет послать весть нашим ребятам, и флоту Сатрапии. Пусть соберутся где-нибудь недалеко от устья Аэрооэо. …Надо подумать где, разработать сигналы. …И вот еще что, думаю, если с карваном все пойдет удачно, мы вполне сможем оказать услугу Зооткасу, немного запалив гнездо этого самого Гассера. Моим ребятам нужна добыча, а шахиншаху и его окружению, небольшое предупреждение. Нужно только обязательно найти доказательства сотрудничества Гассера с Кредоном, думаю это вправит мозги большинству «друзей республики». …В общем, надо многое обдумать. Возможно вам еще разок придется встретиться с Зооткасом. Уверен, он много знает о своем противнике, нам эти сведения, при планировании нападения, не помешают. И так, за дело!
Жизнь у Игиира складывалась отнюдь не столь уж радужно, как может быть могло бы показаться… Да что там говорить, едва ли хоть кто-нибудь, заподозрил бы в нищем заброшенным на самый дальний и дикий край Сатрапии, десятнике, счастливчика, и баловня судьбы. И с людской несправедливостью, подлостью и предательством, ему было встречаться отнюдь не впервой. В детстве, он жил словно меж двух огней, — с одной стороны зависть и злоба простой городской шпаны, среди которой приходилось существовать, а с другой — надменное пренебрежение отпрысков благородных семейств, к кругу которых его упорно подталкивал отец. В той же мере это касалось и училища, и службы, где подчас удара в спину приходилось опасаться больше, нежели открытой встречи с врагом лицом к лицу. В общем — он к этому привык, и обижаться на людскую несправедливость и злобу, считал делом таким же глупым, как обижаться на дождь или ветер. Да, они доставляют неприятности, но только от тебя зависит, застанет ли тебя стихия готовым к любой напасти, или придется мокнуть под струями дождя, как растерявшийся котенок. То же и с людской враждебностью и несправедливостью — ты просто должен встретить ее собранным, во всеоружии, и с холодной головой, как и подобает настоящему мастеру клинка, встречать своих противников. Без злобы и эмоций отразить вражескую атаку, и нанести встречный удар — с точностью хирурга и бесстрастностью мясника.
Но вот к чему Игиир не был готов, это к предательству самых близких ему людей, к которым, он, по какой-то странной прихоти своей натуры, после долгого преследования и совместного путешествия, начал относить и оу Рж’коова. Этот чужестранец, стал для него своего рода талисманом — пропуском в страну удачи и благополучия. Игиир верил в себя и свои таланты, но появление в их мире оу Рж’коова, словно бы окрасило все эти, как будто бы не замечаемые другими достоинства в яркие цвета, сделав их видимыми и для других людей. Да и чисто по человечески — этот высокий плотный белобрысый парень сильно импонировал оу Наугхо. Рж’коов относился к нему по-дружески, но с явным уважением и без всякого высокомерия, даже когда добродушно подшучивал. А еще — была в нем какая-то надежность человека, который встанет с тобой плечом к плечу, и прикроет спину в любой, самой безнадежной битве. Поэтому когда у Игиира появилась возможность сделать что-то хорошее для Рж’коова, позаботившись о его служебной и светской карьере, он взялся за этот труд с энтузиазмом и искренностью настоящего друга. И тем горше и обиднее был измена и коварный побег негаданного друга, да еще и с собственной сестрой Игиира. К предательству с ее стороны, он точно готов не был. Оттого-то, когда он, устроив в госпиталь крепости командора Риалиэра и других раненных, и доложившись коменданту, вернулся на «Кусачую черепаху», дабы еще раз поблагодарить капитана и забрать свои вещи, вдруг внезапно увидел перед собой лицо человека, которого уже столь долгое время безуспешно разыскивал, оу Наугхо и повел себя…, столь недостойно. Вместо холодного презрения и ледяного спокойствия благородного человека, или показного благодушия агента Бюро — в груди вдруг вскипела недостойная ярость, и он даже позволил себе опуститься до крика и площадной брани. Такого с ним не случалось…, да наверно с раннего детства — Игиир очень рано научился загонять свои чувства и эмоции в стойло. Но тогда, на палубе, он смотрел на себя словно бы со стороны, понимал что творит что-то вовсе непотребное, и не мог остановиться. Это было бы, попытка остановить рвоту, когда тело стремиться исторгнуть из организма попавший туда яд. Это было настолько отвратительно, что почти доставляло наслаждение.